Франсин Риверс - Царевич[The Prince]

Ионафан съежился. Зачем деду понадобилось втягивать в ссору его? Самолюбие отца так легко задеть.

Глаза Саула блеснули. — У тебя я один всегда во всем виноват!

— Папа, я пойду поищу…

— Никуда ты не пойдешь! — разом воскликнули оба.

— Я пошлю человека… — Саул повернулся, чтобы уйти.

— Нет! Пойдешь сам! И без возражений! Нечего задницу просиживать, пока другой будет искать то, что ты проморгал! Возьми кого–нибудь из слуг и ступай! — Кис двинулся в обратный путь к Гиве, продолжая оглашать воздух криками. — И на осле ехать даже не рассчитывай! Осел всего один остался, и он будет здесь. Пешком потопаешь! И еще: не вздумай прихватить с собой Мешу!

Саул топнул ногой и что–то пробормотал. Сверкая глазами, ринулся домой через поле. Ионафан — за ним.

Его мать, Ахиноамь, ждала их на пороге. Видимо, весь город слышал, как кричал Кис на поле.

— Я приготовила тебе два меха воды и два мешка хлеба.

Отец нахмурился: — Что, не терпится выпроводить меня поскорее?

Она прижала руку к сердцу: — Раньше выйдешь — раньше вернешься, дорогой.

— Папа, я с тобой!

Ахиноамь зашла в дом, следуя за Саулом.

— Иехиил разбирается в ослах лучше всех в Гиве, Саул. Возьми его с собой. А Ионафан будет пахать дальше.

— Но мама…

Она посмотрела на него так, что он примолк. — Если вы оба уйдете, вся работа встанет.

— Отец, может, это филистимляне украли ослиц и увели в Геву! — Совсем неподалеку находился их охранный отряд. — Давай сначала сходим туда.

Мать преградила ему путь. — Ты никуда не пойдешь! Не хватало отцу еще за тобой присматривать.

Кровь бросилась Ионафану в лицо. — Я умею стрелять из лука не хуже любого мужчины в Гиве. Даже лучше!

— Твой отец идет не воевать. Он идет искать ослиц.

— Хватит! — рявкнул Саул. — Дай мне хлеба и сушеных фруктов на несколько дней. Кто знает, куда занесло этих тварей.

Жена бросилась исполнять его приказание.

Саул метался по комнате, ругаясь себе под нос и пиная все, что подворачивалось под ноги. Увидев, что Ионафан все еще стоит на том же месте, он дернул подбородком.

— Ступай, найди Иехиила. Пусть поторопится!

— Иду, — Ионафан направился к двери. — Но что если все–таки ослицы в Геве?

Саул махнул рукой. — Это будет значить, что они пропали, так? И Меша пожалеет, что не сделал того, что ему было велено!

— Они просто куда–то забрели, — голос Ахиноамь звучал успокаивающе. — Только и всего. Ты найдешь их еще до темноты, дорогой, — она запихнула в мешок еще несколько лепешек. — У Филистимлян и так предостаточно ослов. К тому же, их больше интересуют лошади.

— Скажи Иехиилу: я готов и жду его! — крикнул Саул вслед Ионафану.

Ионафан нашел Иехиила трудящимся в поте лица над починкой пустой овчарни.

— Кис отправил моего отца искать ослиц. Отец хочет, чтобы ты пошел с ним. Он уже готов и ждет.

Иехиил выпрямился и отряхнул руки. — Сейчас соберусь и приду.

Ионафан последовал за ним.

— Может, ты скажешь моему отцу, что овцы разбегутся, если ты не доделаешь работу? И что я могу пойти с ним вместо тебя? — Ведь он облазил все горы и долы вокруг Гевы, даже подбирался к самым стенам и слышал, как разговаривают между собой стражники.

— Овцы сейчас на пастбище, Ионафан, под присмотром пастухов.

— А если вы нарветесь на филистимлян?

— Не беспокойся об отце, Ионафан. Мы не попадемся филистимлянам. Даже если вдруг мы столкнемся с ними, какое им дело до двух пеших путников, с которых и взять то нечего, кроме хлеба и воды?

Ионафан вздохнул.

Перед самым уходом Саул взял Ионафана за плечо.

— Закончи пахоту на западном поле. И смотри за братьями. Ты же знаешь: за ними нужен глаз да глаз.

— Я хочу с тобой.

Глядя мимо него — на Ахиноамь — Саул сказал: — Придет время…

Ионафан отправился работать на западное поле. Прошло совсем немного времени после ухода отца и Иехиила — и к нему вышла мать. Это было не в ее обычае, поэтому он придержал вола и остановился.

— Что–то случилось?

— Нет. Ничего. Посиди со мной в тенечке, отдохни.

— Отец велел мне пахать…

— Я не буду долго тебя отрывать от работы, сынок.

Он привязал вола и пошел за ней. Она вела его к тому самому дереву, под которым он недавно сидел с отцом и дядьями и слушал разговоры про царей и про войну.

Ахиноамь опустилась на колени, достала свежий хлеб, вино, сушеные финики, изюм.

Брови Ионафана поползли вверх. Наверняка мать хочет подсластить какие–то горькие слова, что окончательно испортят ему настроение. Он приготовился защищаться.

Она взглянула на него. — Ты все еще расстраиваешься, что тебя не пустили с отцом.

— Времена беспокойные, мама, а с ним только один слуга. Этого мало. Что если они наткнутся на филистимлян?

— Отец ищет ослиц, а не драки.

Ох уж эти женщины! Им не понять!

— Драки не надо искать — она сама тебя найдет.

Мать вздохнула. — Ты любишь отца, Ионафан. С сердцем у тебя все в порядке — я знаю. Но тебе пора научиться думать головой, сынок. Я видела, как ты смотрел вслед отцу и Иехиилу. Они что, пошли к отряду филистимлян? Обвинять их в пропаже? Пытаться отбить свое добро? — она сложила руки на коленях. — Тебя послушать, так ты бы настоял, чтобы сперва пойти в Геву. Это что означало бы: защитить отца — или подвергнуть его опасности?

— Но ослицы, может быть, там.

— Если ягненок потерялся, это еще не значит, что он в самой пасти у льва. Иехиил попытается найти ослиц по следам. Будем надеяться, что филистимляне тут не при чем. А если это их рук дело, тут уж ничего не остается — только смириться.

Ионафан, расстроенный, потер лицо рукой.

— Филистимляне забирают все, что к ним только попадет в руки.

— Я сюда пришла не из–за ослов и не из–за филистимлян. Уж Бог–то знает, где эти ослицы. И если есть на то Его воля, твой отец, с Божьей помощью, их найдет. Мой сын значит для меня куда больше, чем какая–то скотина. — Она встала и сжала его руку в своей. — Я пришла сказать, что горжусь тобой, Ионафан. Ты очень храбрый. Но тебе надо быть осторожнее.

Она нагнулась накрыть хлеб тряпицей. — Если народ Израиля будет и дальше стоять на своем, скоро у нас появится царь — как у всех остальных народов. А что сделает царь? Заберет у нас сыновей в войско или заставит бегать перед колесницами. Сестры твои в один прекрасный день окажутся кухарками или будут печь хлеб, или составлять масти при дворе где–нибудь во владениях Иуды — ведь колено Иудино считает, что править достойны только они, а уж никак не вениамитяне. А царь будет отнимать у нас лучший урожай, лучший скот — для своей челяди. Он наложит руку на все, что у нас есть. Так сказал пророк Самуил твоему деду и всем остальным, кто ходил в Раму просить царя. А Самуил говорит правду. Достаточно оглядеться вокруг…

— Мама, мы отданы на милость филистимлян. Что же нам, сидеть, сложа руки, и ничего не делать?

— Мой отец, Ахимаац, был замечательный человек. Он говорил, что нужно уповать на Бога. Господь — наш царь.

— Бог оставил нас.

— У людей, которые так говорят, нет веры, а без веры у нас нет надежды, — мать огорченно всплеснула руками. — Да, я всего лишь женщина. Что я могу знать? — Она подняла голову, черные глаза заблестели. — Но вот что я точно знаю — ты мой сын. Ты внук Ахимааца. Послушай его, не меня. Если человек хочет идти за Богом, ему нужно равняться на Божьих людей. Самуил — пророк, помазанник Божий. Он возвещает слово от Бога. Будь внимателен к тому, что он говорит.

— Я не был в Раме. — Откуда ей знать в таких подробностях, что там говорили?

— Жаль, что не был. Услышал бы сам слова из уст пророка, а не то, что подслушала твоя мать, — она вздохнула. — Я пришла сказать, что многое может измениться, и очень скоро. Будешь работать на поле — молись. Спрашивай у Господа, чего Он от тебя хочет.

А чего может хотеть от него Господь? Сражаться! Очистить землю от идолопоклонников!

Мать изучала его лицо. Глаза ее потемнели, на них навернулись слезы. Она медленно покачала головой, поднялась и пошла прочь.

Прошел день, потом другой, а отец с Иехиилом все не возвращались. Мать молчала.

За столом у Киса собрались мужчины: жаловались сначала на Филистимлян, потом на негодных сыновей Самуила, недавно поставленных судьями над Израилем. Ионафан сидел с младшими братьями — Мелхисуа, Аминадавом и Иевосфеем — и молча ел, тревожась об отце.

Авенир, двоюродный брат Саула, отрезал кусок жареной козлятины.

— Самуил был недоволен, что мы пришли к нему в Раму. Когда мы попросили дать нам царя, он воспринял это как личное оскорбление.

Кис макнул кусок хлеба в чечевичную похлебку. — Ему уже осталось недолго, а нам нужен кто–то, кто будет нами править, когда он отойдет в путь всякой плоти. Таких, как Самуил, больше нет в Израиле.